Вежливый Комар #9 - Лирическое ступление.
Oct. 29th, 2009 04:53 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Скользнув воспоминанием вдоль знамемитого акамедика Л.Ф. Соломонова, нельзя не попасть рикошетом в одно из его поэтических вытворений. В самом деле, паче глубокодумных статей с его йобкого пера соскальзывали восоковольтные оды и простые стихотворения, скользкие, пронырливые эссе и потешные сказочки, кои, однако, не каждая душа раскусит натяжением клыков.
Тут, весьма не к месту, вспоминается совершенно унылый анекдот. Под старость жизни "Герр Соломон", как его уважительно-ехидно прозывали бесшабашенные студиозусы, стал непременным свадебным на заседаниях академической коллегии по фиксации русской грамматики (АКФРГ). Сам пресловутый старец к тому времени уже надёжно обосновался в уютном возрастном маразме, как в Марсианской впадине. На одном из таких бурных обсуждений он вдруг и к селу и к городу произнёс буквально следующий каламбур: "Для турков - турка, для сельджуков - финджан", после чего нырнул обратно. Фраза эта произвела такое посильное впечатление на участников трений, что обсуждавшийся вопрос об истинном роде слова "кофий" был оставлен нерешённым на истечение следующих двухста лет.
А теперь - приносим вашему вминанию секретную оду, проходившую по внутреннему ведомству, и выпущенную из архивов только недавно, по окочании тысячелетнего срока секретности (сам расчёт производился по не рассекреченному до сих пор календарю, с пометкой "хоронить вечно", причём последнее слово восходит не к вечности, а к вечу).
Ода на наблюдение за погружением раскаявшегося грешника в кипячёную смолу.
О чём скучает пересмешник
ночами скрыт от глаз, рук сих,
устав от выходок потешных,
от слов холодных и смешных?
В его душе горит подсвечник,
прикрытый золотом руин,
таящий внутрь источник вечный.
Так прячет лампу бедный джинн,
не в силах сам, хотя всесилен,
судьбу оправить. Навсегда
пята пребудет при Ахилле,
а при Нептуне - борода.
Я помню - это очень грустно,
решать про быт или не быт.
Король обедает капустой,
а шут словами будет сыт.
Тщета усилий мо-ментальных,
ум, совесть, блеск и нищета -
всё в нитях спутаных зеркальных:
В словах блистает нагота,
в стихах зияет подоплека,
а впрочем, что - стихи, стихи...
Стихи подвластны человеку,
а человек - слуга хи-хи;
его движения настырны,
и хлеб его давно уж не
насущен, перхотью всемирной
насыщен, вытолкнут вовне.
Вот эти черты незаметны
картину скрадывают врозь,
как очертания предметны
пронзают ауру наскрозь,
как бормотание вещуньи
мешает пыль, слюну и суть,
как все мы, ветр когда подунет,
влетим, в чём есть, в последний путь.
Тут, весьма не к месту, вспоминается совершенно унылый анекдот. Под старость жизни "Герр Соломон", как его уважительно-ехидно прозывали бесшабашенные студиозусы, стал непременным свадебным на заседаниях академической коллегии по фиксации русской грамматики (АКФРГ). Сам пресловутый старец к тому времени уже надёжно обосновался в уютном возрастном маразме, как в Марсианской впадине. На одном из таких бурных обсуждений он вдруг и к селу и к городу произнёс буквально следующий каламбур: "Для турков - турка, для сельджуков - финджан", после чего нырнул обратно. Фраза эта произвела такое посильное впечатление на участников трений, что обсуждавшийся вопрос об истинном роде слова "кофий" был оставлен нерешённым на истечение следующих двухста лет.
А теперь - приносим вашему вминанию секретную оду, проходившую по внутреннему ведомству, и выпущенную из архивов только недавно, по окочании тысячелетнего срока секретности (сам расчёт производился по не рассекреченному до сих пор календарю, с пометкой "хоронить вечно", причём последнее слово восходит не к вечности, а к вечу).
Ода на наблюдение за погружением раскаявшегося грешника в кипячёную смолу.
О чём скучает пересмешник
ночами скрыт от глаз, рук сих,
устав от выходок потешных,
от слов холодных и смешных?
В его душе горит подсвечник,
прикрытый золотом руин,
таящий внутрь источник вечный.
Так прячет лампу бедный джинн,
не в силах сам, хотя всесилен,
судьбу оправить. Навсегда
пята пребудет при Ахилле,
а при Нептуне - борода.
Я помню - это очень грустно,
решать про быт или не быт.
Король обедает капустой,
а шут словами будет сыт.
Тщета усилий мо-ментальных,
ум, совесть, блеск и нищета -
всё в нитях спутаных зеркальных:
В словах блистает нагота,
в стихах зияет подоплека,
а впрочем, что - стихи, стихи...
Стихи подвластны человеку,
а человек - слуга хи-хи;
его движения настырны,
и хлеб его давно уж не
насущен, перхотью всемирной
насыщен, вытолкнут вовне.
Вот эти черты незаметны
картину скрадывают врозь,
как очертания предметны
пронзают ауру наскрозь,
как бормотание вещуньи
мешает пыль, слюну и суть,
как все мы, ветр когда подунет,
влетим, в чём есть, в последний путь.