Р. Рыльцев: Под сенью сации в снегу.

[zlyuk]

Ещё одна грань стремящегося к идеальной сфере творческого дара Размаха Рыльцева была вскрыта на недавнем междупородном сходе рыльцеведов - переложения известных стихотворений древних авторов. Нижепомещённый пример вызвал особо приживлённые споры среди специальнистов: его название было в моригинале записано на древнепургестанском, причём слово, использованное Рыльцевым, можно перевести двояко - либо "памятник", либо "маятник". Это, конечно, послужило яблоком преткновения среди наследователей Рыльцева. В результате компромисса, это стиходвоение публикуется с высредненным названием. Замеченным фактом является то, что, по сведениям очеводцев, во время чтения этого опуста Рыльцев прицокивал языком, поочерёдно с правой и с левой стороны, а также принимал величавую позу, изображая монумент самому себе.

Памятник.Маятник.Памятник.

Любой из нас себя лелеет,
кто слов невнятных кожуру
с сухого яблока умеет
снимать, качаясь на ветру,
кто, плод держа в руках усталых,
уныло шепчет, думу вдаль
ссылая, словно рельс на шпалах,
сечёт края и греет сталь.


И каждый мнит себя в граните,
неисточимом каплей лет,
и хочет вкрикнуть: "посмотрите,
я есмь бессмертен, я поэт!"
Но кто судья?.. Меня б спросили, -
ах, мне смешно, не знаю я.
Пусть время строже рефлексии,
но и оно не судия.


Читатель лекций неусталый
предложит пусть ответ иной, -
я и его отвергну - мало
он видит, сжатый пеленой.
Кому же яблоко раздора
отдам я сам? С каким ключом
спешит на зов моя Пандора? -
А мне-то это знать почём?


Я просто голос свой лукавый
вплетаю, словно в косу прядь,
в поток, средь всех, алкавших славы,
но не умевших отыскать.
В ладони случая шершавой
я лягу, весело теснясь,
и постараюсь величаво
глядеть, всё так же веселясь.

Коль всё невинно, словно шутка, -
не будет сочтена за грех
моя недлинная минутка
на циферблате строгих вех.
И будет вечность век кончаться.
И в гору будет течь вода.
И будет маятник качаться,
туда-сюда, туда-сюда.